Ежегодно, вот уже более 100 лет в Янов день, "Дни портных в Силмачи" как звук трубы собирают латышский народ на всей планете под своё зелёное в ромашках знамя.

Спектакль в Национальном театре. Фото с сайта театра.

  Что такое "Дни портных в Силмачи" следует знать любому, кто хочет знать что-либо о латышах. Это театральная пьеса, и одновременно - это неизмеримо больше чем пьеса. Это ментальный код всего народа. Это мы, там - на сцене. Один из известнейших латышских режиссёров сказал "Блауманис уловил код народа в этой пьёсе. Кто способен его расшифровать, тот может постичь что такое латышский народ."

Вывеска в музее пьесы. Фото из архива волости Гулбене.

  Пьесу знают абсолютно все латыши, и не только в Латвии, но в любой стране мира, куда бы судьба их не забросила. Каждый год несколько миллионов зрителей по всему миру следит за предпраздничной суетой на сценическом крестьянском дворе, хлопает в такт танцам и подпевает песням. Свара баб с междоусобным обливанием из бадейки, самоупоённые стенания старого еврея, взрывоопасные затейки молодняка из слуг - хохот гарантирован каждый раз.  И будь это хоть сороковое по счёту представление в жизни, зритель обязательно исправно пугается, подпрягивает и встречает громом апплодисментов коронный номер – взрыв печки.

Две королевы театра - Велта Лине и Эльза Радзиня
в ролях крикливой Пиндациши и знахарки Томулихи

  Смотрят пьесу в театрах, как профессиональных, так и любительских, на эстрадах под открытым небом, в местных домах культуры или по телику. В сельской местности телик можно выставить в окно, для широкого доступа массам, так как праздничная объедаловка традиционно происходит за дощатым столом во дворе, где рядом коптит обязательный праздничный и антикомариный костёр.

  Есть пьесы, с которыми связаны всякие мистические штуки, чаще всего из оперы страшилок, всякие там проклятия и так далее. И в этой пьесе присутствует элемент самой настоящей мистики, действие которой можно увидеть каждый раз, когда пьеса представляется, но мистика эта самая-разсамая доброжелательная.
  Дело в том, что каждый латыш обязательно узнаёт в персонажах кого-нибудь из своих родственников-друзей-знакомых: «Вот та бабка вылитая моя тётка из деревни, тоже всегда лезет всех лечить народными средствами. А подмастерье в точности как мой сокурсник, точно так же настропалял меня на разные затеи.» Это и есть тот самый "код народа" в действии.

Сердитый Пиндакс

  
Знаменитые сцены - сплетничание с поедание блинов и песня про лихую поездку на утюге.

  Пьесу написал классик из классиков латышской литературы Рудолфс Блауманис. Написал не на Лиго, как можно было бы подумать, а весной, приехав ненадолго к своей матери в деревню, в хутор "Браки", где он провёл детство. Описал он людей, которых хорошо знал, как и во всех своих пьесах. Буквально - что вижу, то пишу. Даже хутора соседей, которые упоминаются в этой пьесе, это реальные хутора, их можно найти на старых картах.
  Писал эту пьесу Блауманис ни сном ни духом не подозревая, что из этого получится. Он всего лишь хотел написать что-то такое несерьёзное, чтобы порадовать свой народ. Он считал, что "горестных пьес" и так слишком много, и латышскому народу, у которого и так жизнь не сильно лёгкая, надо просто хорошенько повеселится. Что он на самом деле натворил, открылось только тогда, когда пьеса «пошла в народ».

  Начало жизни у пьесы было обескураживающее. Когда пьеса была готова и впервые представлена на подмостках театра, критика её съела без остатка. Тогда в моде были заумные пьесы о каких-то надмировых проблемах, а тут - плящущие мужики !

Плящущие мужики

  Уже в дореволюционное время, при независимой республике, пьеса стала чем-то вроде "нашего Гамлета", её ставили столпы народного театра, такие как Смильгис и Амтманис-Бредитис, и в ней играли звёзды и основоположники латышского театра.
   Сам великий Смильгис успел поставить и модерновую версию пьесы в стиле «дель арте», которая публике не понравилась. Потом он же поставил её в тонком и психологическом стиле, что публика приняла на ура. И по сей день режиссёры обходятся с пьесой уважительно, не терзая и не уродуя её как мировых классиков. Попытка поставить «Дни портных» в модном сейчас «новом видении» или «экспериментальном стиле» народ, мягко выражаясь, не одобрил бы. Это как поставить обьект современного искусства из мусора на клумбе с розами у любимой бабушки. Нельзя трогать любимую бабулю !

Хозяева в дубовых венках

  Действие в пьесе происходит в Янов день, он же праздник Лиго, и представляют пьесу тоже в этот день, как обязательную часть самого праздника. Похоже, как «С лёгким паром» стало обязательной частью Нового года в большой части советских стран. И представления «Дней портных» в это время идут везде - в театрах, на многих эстрадных подмостках под открытым небом, в краеведческих музеях среди старых построек, в самом месте написания пьесы - исторической усадьбе "Браки", в собственном музее пьесы, во всех странах и городах, где только есть латышская община и можно набрать достаточно человек для актёрского состава, в посольствах по всему миру, и даже разок в вестибюле Европарламента...

  В пьесе есть волшебство и веселье этого одного из немногих дней в году, когда латышские крестьяне откладывали тяжкий ежедневный труд и пели, пили пиво, плясали и дурачились. Два незаменимых для народа явления - праздник Янова дня, и пьеса о нём, стали неразделимы, слились в одно явление, всё это время подпитывая и помогая друг другу.

Пейзане с праздничными травами распевают

    Сам праздник возможно и выжил благодаря именно этой пьесе, поскольку в эмиграции и ссылках народные традиции поддерживать трудно. Но так как пьесу играли везде, где и как только могли, то празднование в пьесе поддерживало празднование и в жизни.

  В самой Латвии дела у пьесы и у самого праздника обстояли ещё хуже, чем в эмиграции. С праздником связан совсем страшный случай в начале советской эры, когда вломившись сюда, большевики бессмысленно расстреляли группу людей, праздновавших у костра, чем вызвали ужас и оторопь жителей страны. Потом, намного позже, некоторое время праздник был запрещён, как «проявление национализма».

  Пьесу тоже коснулись запреты, цензура и невзгоды. Её цензурировали во все времена, кроме теперешних - второго двадцатиления независимости. Ещё в царские времена из неё вычёркивали какие-то фразы и шутки, по совершенно непонятым причинам. Что они там усмотрели такого крамольного, эти царские цензоры ? Но всё же при царской власти пьеса шла в полном обьёме и без существенных изменений.

Мужики снова пляшут. И снова это кому-то не нравится.

Велта Лине и Улдис Думпис
в своих звёздных ролях

  Наконец, им удалось протащить постановку через цензорские зубы, но в таком переработанном виде, что её от силы можно было узнать. В пьесе основательно «переставили акценты». Хозяйка-вдова была выведена эдакой пожилой и вредной богатой кулачкой, которая вышла замуж за старика по жадности и теперь жмёт сок из батраков. Её возвратившегося возлюбленного переделали в альфонса, ищущего выгоды от женитьбы на богатой вдове. И так далее. Стоило ли это делать ? Оставалось ли в такой "интерпретации" то, ради чегое пьесу всё ещё стоило ставить ? Кто знает...

  Позднее, когда режим смягчился, были убраны уродливые «акценты», и пьеса стала снова похожа сама на себя. Вернулся юмор, сочувствие и тонкое понимание людей доброго Блауманиса. Каждый профессиональный или любительсткий театр, студия, актёрская группа щеголяла своим представлением. У профессионалов был отработанный юмор, у молодёжных студий бурные песни-пляски, у некоторых режиссёров – оригинальность постановки. Оригинальность умеренная, как уже говорилось.

Мужики и пляшут, и сытно обедают - к показу снова разрешено.

  Если спросить у зрителей, то у каждого есть свои любимцы в каждой роли. И у каждого есть своя «звёздная команда» из самых-самых. Абрама играл бы тот, а подмастелье портного этот, а какая пара были тот в роли портного и та в роли хозяйки ! А самая заводная бабка-воровка была в исполнении той аткрисы, а самая замечательная Зара в исполнении этой !

  
Актёры Волдемарс Шориньш и Улдис Думпис - самый популярные исполнители своих ролей.

   Но эти самые-самые отделены десятилетиями, и никогда не встретятся на одной сцене. Правда, небольшая шуточная попытка была. На один из юбилеев пьесы на сцену вышли и спели песенку про лихую поездку на утюге целых пять актёров, исполнявших роль подмастерья портного.

  Во время «Атмоды», в один из последних годов до независимости, спектакль пережил настоящий взрыв, не хуже чем печка.
  Представление было перенесено из театра под открытое небо, а ТВ показывало его на всю Латвию. Персонажи бегали, дрались и плясали на настоящей траве, посреди выстроенных из брёвен декораций.

Декорации под открытым небом в месте в волости Друвиена,
которое местные жители издавна называют "Силмачи".
Фото из архива волости Гулбене.

  Для пущего реализма девчонка-пастушка мимо гнала стадо обвешанных венками коров. Как потом рассказывали авторы постановки, пришлось набирать по колхозам «с бору по сосенке», чтобы они могли изобразить одно стадо одного хозяйства конца 19-го века. Иронично.
   Местные коллекивы песни и танца в народных костюмах изображали гостей хозяев из других хуторов. В спектакле постарались дать роль даже актёрам, не занятым в самой пьесе, так как они умоляли дать им такую возможность и три королевы латышского театра – Велта Лине, Эльза Радзиня и Антра Лиедскалниня устроили традиционное и довольно перчёное распевание-высмеивание, и по адресу персонажей, и зрителей, которые с охапками праздничных трав и цветов сидели на деревянных скамейках перед лужайкой-сценой.
   Пьеса к концу плавно перетекла в празднование Лиго. Выкатили бочонки с пивом, среди рядов разносили тминный сыр. В этом всём почему-то было какое-то особое ощущение лёгкости, дурашливости, свободы. Наверняка это было от близости скорой настоящей свободы.

  У пьесы есть свой собственный музей, как говорят, это единственный музей, посвящённый одной конкретной театральной пьесе. Там выстроены все нужные постройки, и есть всё, что нужно для представления, включая, конечно, «взрывную» печку. Все, кто хочет, могут поехать туда и узнать о механике её взрыва, или померять на себя костюмы персонажей и представить себя в ролях пьесы, а также на заказ попробовать фигурирующих в пьесе блинов. Интесующиеся могут узнать больше тут - туристический портал Латвии, музей Силмачу.
   Ещё стоит съездить в музей-усадьбу Блауманиса «Браки», где хранятся фотографии с разных постановок пьес Блауманиса, в их числе, разумеется, «Дни портных». Там могут рассказать многие пёстрые истории из жизни самой постановки. Страница музея - braki.lv

  Думается, пора коснутся самой пьесы. Вот вам события в скомпрессованном виде. Так сказать, либретто.
   Картинки стырены из видео представления в Национальном театре в 1987 году. В этой постановке было необычно много исполнителей, ставших самыми популярными в своих ролях. Всю трёхчасовую постановку можно посмотреть на YouTube.

ВИДЕО СПЕКТАКЛЯ

Заставка, сделана на фоне
очень старого плаката для пьесы

  Антония, вдова и хозяйка богатого хутора собирается выйти замуж за своего батрака Алексиса как раз на Янов день, и для пошива подвенечной одежды для жениха и невесты приглашаются портные – еврейка Зара для пошива платья и мастер Дударс с подмастерьем Рудисом для пошива костюма. Прослышав про такие затеи и траты, к хутору подкатывают также евреи-торговцы Абрам и его сын Йозеф, сокращённо Йоске.

    
Подмастерье портного Рудис и местные слуги Карленс и Иевиня - три элемента взрывной смеси.

  И тут оказывается, что мастер Дударс это тот человек, которого хозяйка когда-то любила, но отказалась выйти за него, потому что тот был тяжело ранен на войне, и даже подозревалось, что окажется одноногим инвалидом. И потому хозяйка пошла за старого Силмача. Ну, и ещё потому, что ей хотелось быть хозяйкой в богатом доме, чего скрывать - все мы люди, все мы человеки. И вот, старый хозяин помре, за батрака замуж то-ли хочется, то-ли не очень, сам он тоже какой-то кислый, и тут – является всё ещё любимый Дударс. Чтобы шить прикид новому жениху. Ситуация !

  
Ситуация !

  Потом ещё сюрпиз – Йоске нечаянно подрулил как раз к тому хутору, в котором работает его возлюбленная Зара, и подошедший позже папаша Абрам этому очень и очень недоволен. У него другие планы для сына – богатая невеста в каком-то непроизносимом немецком городе.

    
Портниха Зара Гольдбаум, торговец Абрам Вульфсон, Зара и сын Абрама Йозеф.

  Третья любовная линия – жених хозяйки батрак Алексис и батрачка Элина. Алексис с пьяных глах соблазнился хозяйкой, но теперь мучается, понимая, что делает не то, что надо. Терпеть нет мочи, а признатся страшно. Свадьба уже на носу и напряжение растёт.

Элина и Алексис.

  У пары батраков с младенцем, в отличие ото всех других, всё в порядке и они мечтают о будущем для сына, которое обязательно должно включать в себя обучение в гимназии. В то время и впрямь абсолютное большинство лифляндских крестьян были грамотные - проверено.

  Динамику и треск придают три бабы – знахарка мамаша Томуль, бобылка-сплетница Бебене или Бебениха, и мать Иевини и стихийная ворона-воровка Пиндациша, или если попытатся переводить, Пиндосиха – ну, пардон, так выходит. Вот вам и добавочный юмор от перевода.

  
Практическое колдовство в исполнении Томулихи.

  
Драка с обливанием из бадейки и тасканием за волосы

  
Драка между Пиндаками.

  
Неугомонная Пиндациша в приступе жадности.

  Элемент деструктивный составляет тройка - местный слуга Карленс, пастушка Иевиня и подьехавший подмастерье портного Рудис. Они дразнят взрослых, митингуют в танце под лозунгом «нас только ругают, а на праздник даже выпить не дадут !», лезут в пасеку за мёдом, спирают большую кружку сладкого слива с пива, а потом уже кружку с настоящим пивом.

  

Проделка задумана, промитингована и приводится в исполнение.

   Наконец, в ночь Лиго они напиваются в дрезину смесью, которую можно смело назвать коктейль «ёрш», под предводительством Рудиса «знающего толк в таких делах» и предложившего отлакировать пиво водкой.

    
Утречко после.

  Карленс и Рудис и есть авторы взрыва печки. Рудис, с идеей на Лиго запустить ракеты, покупает у Йоске порох, который оказывается отсырелым, и для подсушки они с Карленсом суют его в отдушину печки.
  В это же время вокруг дома обретается подозрительный Абрам, в надежде застать сына с Зарой на месте преступления. Жадная Пиндациша обещает Абраму устроить такую возможность, в обмен на прощение воровства платка с воза - пусть Абрам лезет на печку, а она заманит Йоске и Зару в комнату.

Абрам лезет на печь.

  И наконец, вплывает в комнату ключевой элемент хитросплетения Бебене, и не видя никого вокруг, придаётся своей секретной страсти – раскуривает трубочку. Вдруг она слышит, что кто-то идёт. В панике она прячет трубку в отдушину печи, к просохнувшему пороху.

  
Бебениха закуривает и прячет трубку в печь.

  Ну, оно и сдетонировало. Ба-бах !!!

Ба-бах.

  Абрам летит с разваленной печи и покидает место аварии с воплями, что его сын устроил на него покушение. Йоске наконец крепко обижается на вечно подозрительного папашу.

Сцена печного разорения.

  Абрам впадает в тоску. Хозяйка решает это просто – пусть Йозеф и Зара женятся, благословение Абрама помирит его с сыном.

  
Йозеф и Зара обручаются. Все счастливы и поют.

  Мастер Дударс видит, что жених не особенно горит идеей свадьбы, и пытается отговорить Антонию. Та считает, что это ревность, и из гордости не слушает.

  
Хозяйка Антония и мастер Дударс - бурные страсти.

   Но Алексис всё же признаётся сам, и Антония одновременно облегчена и в ужасе – гости уже приглашены, как людям показатся !

Отказ в последний момент.

  Дударс с достоинством предлагает ей руку и сердце, хозяйка глотает гордость и принимает предложение.

  
Не без сложностей комплектуется первая пара.

  Гостям сообщают о перемене местами женихов и невест, без отмены самой свадьбы.

Дударс обьявляет новый курс.

  Алексис тут же комплектуется с Элиной. К ним добавляется третья пара - Йозеф и Зара. В результате вместо одной свадьбы будет три.

    
Три пары.

  Гости ошарашены, но довольны. Всеобщий хэппи-энд. Все поют заключительную песню.